Прорыв

29 ноября 1945 отец привёз нас (маму, бабушку, старшую сестру и меня) в военный городок Кантемировской танковой дивизии, в составе которой закончил войну.

С осени 1941 до середины ноября 1945 были в эвакуации (в Средней Азии).

В понедельник 3 декабря иду в школу (мне 8.33; это будет третья моя школа). 

Школа-семилетка.
В ней учатся ребята не только из городка, но и из окрестных деревень.
Завуч сказала идти во второй Б, к Антонине Ивановне Пещеровой.

Захожу в класс. 

Пыль, гвалт. 

Заметили новенького.
Первым подошёл ко мне парень в солдатской форме (потом узнал, что это Фетисов, сын полка). 

Явно старше меня.
Спросил: "Ты чё из Африки?" 

"Ага" - ответил я.
"Закурить не найдётся?" 

"Нет."
"А в лоб хочешь?" 

"Нет."
"Учишься хорошо?" 

"Да."
"Тогда садись со мной." - парень подвел меня к задней парте правого (если смотреть на доску) ряда.
На правой боковой стене (на метровом расстоянии от парт нашего ряда) были закреплены вешалки для верхней одежды.
Свободного крючка, чтобы повесить пальто, не было.
Повесил поверх чей-то шинели.
Сунул в парту полевую сумку, выданную отцом, и сел.

Прозвенел звонок. 

Вошла пожилая прихрамывающая тётя с добрым лицом.
Я и Фетисов встали. 

Многие продолжали носиться, пренебрегая призывами Антонины Ивановны.
Фетисов и ещё один парень в солдатской форме (Самохвалов, тоже сын полка) подзатыльниками усадили носившихся. 

Шум слегка утих.

Антонина Ивановна записала меня в журнал и спросила, хорошо ли читаю.
"Хорошо" - ответил я. 

Октябрь 1946 (мне 9,2)
У школы.  Военный городок
Кантемировской танковой дивизии.

"Вот и хорошо. Садись." - улыбнулась Антонина Ивановна.

На уроке рассмотрел 41 своих одноклассников.
Многие (как и я) были в гимнастёрках, сшитых из отцовских.
Деревенские были одеты не так однообразно, но одежда у них была похуже.
Как только прозвенел звонок на перемену, опять начали орать и носиться.
Поскольку шум переношу плохо, направился к выходу из класса.

У самой двери сзади-сбоку подскочил какой-то пацан, ударил в лицо и выбежал в коридор.
Не успел его приметить. 

Вроде темноголовый и тоже в гимнастёрке.
Кинулся за ним в коридор (прижимая платок к разбитому носу).
Увидел какого-то черноволосого в гимнастёрке (этот вроде постарше).

"Это ты?!" - спросил я. 

"Я!" - нагло улыбаясь, ответил черноволосый. 

И тут же получил в правый глаз и по носу.
"Ты что, гад, сбесился?!" - заорал черноволосый, наклоняясь и зажимая разбитый нос.
"Новенький, это не он тебя! 

Это же Крылов, он - из третьего." - загалдели окружившие нас.
Крылов разогнулся и, матерясь, пообещал встретить после уроков.

Вернулся в класс. 

Сел за парту. 

Пришёл Фетисов. 

От него воняло табаком.
"Чё, уже схлопотал? Кто это тебя?" 

"Не знаю."

После уроков оделся, намотал ремень сумки на правую руку и - к выходу. 

Выходили не через основной (он был забит досками), а через запасный.
У выходной двери - кучка пацанов, среди которых - невинно пострадавший Крылов.
До двери - узкий лестничный пролет. 

Глеб Филиппов (у себя дома;
полагаю, что снимок сделан в 1946)

Стою: готовлюсь к прорыву.
Подходит пацан: "С разбегу бьём сумками и бежим!"
"Давай!" - соглашаюсь я.
Не разбирая ступенек - вниз! 

Налетели! 

Раз дали, пару раз получили и - дёру!

Так началась наша с Глебом Филипповым дружба.