В детстве мысли о неизбежности смерти бабушки, мамы, отца вызывали крайне неприятные эмоции.
Мне было 4, когда после очередного авианалёта на Москву рядом с разрушенным домом увидел убитую женщину (с бабушкой и сестрой зашли к этому дому, возвращаясь домой из метро, где укрывались на ст. Маяковская).
Пока отец воевал, мы (после эвакуации из Москвы) жили в Средней Азии (осень 1941 - осень 1945).
Помню, как в Сталинабаде (Таджикская ССР) по нашей улице проходили похоронные процессии с военным оркестром (хоронили бойцов, умерших в госпитале после ранений, полученных в сражениях).
После войны, когда жили в военном городке Кантемировской танковой дивизии (ноябрь 1945 – август 1951), смерть продолжала демонстрировать свою продукцию.
До 1947 по дороге (недалеко от нашего дома) провозили на телеге умерших в лагере военнопленных гитлеровцев (в Наро-Фоминском районе они восстанавливали то, что разрушили их камрады осенью 1941-го).
В детстве особенное впечатление произвела на меня смерть моей ровесницы Крупиной (умерла от какой-то болезни) и Хоботкова, приехавшего погостить к старшей сестре.
Хоботков был старше меня.
Пришёл купаться на Нару и утонул.
Вместе с солдатами и другими пацанами нырял я, отыскивая его.
На моих глазах солдаты вытащили его.
Безуспешно пытались откачать.
Потом похороны.
Сестра Хоботкова попросила нести гроб и меня (как одного из пытавшихся спасти).
В молодости пришлось увидеть, как умирают приговорённые смертельной болезнью.
Полтора года умирала от тяжёлой болезни моя первая жена.
В том же отделении таких безнадёжных было много, в том числе и детей.
Каждый день после службы ходил в госпиталь.
Так что телесную смерть признаю (как естественный или неестественный, но неизбежный финиш).
На финишную ленточку не набегаю, но и спиной к ней не поворачиваюсь.
Чем старше становился, тем больше привыкал к неизбежности смерти.
А уж когда перевалил за 80, к этой неизбежности стал относиться, как к "рабочему моменту".
Только вот мой упрямый организм (и за 12 дней до 85-летия) не собирается присоединяться к признанию этой неизбежности.
Служит исправно, сигналов тревоги не подаёт.
"Болячками" и визитами к врачам не беспокоит, без натуги обеспечивает мою профессиональную деятельность (ведущий научный сотрудник Федерального исследовательского центра "Информатика и управление" Российской академии наук).
После прекращения телесного существования надеюсь на продолжение в детях, внуках и правнуках (как продолжаются мои отец и мама).
Когда берусь что-то мастерить или ремонтировать, всегда рядом со мной – мой отец (другого такого Мастера знать не довелось).
Вместе думаем, как тут лучше...
В сыне и младшем внуке вижу моего отца.
В дочери – маму.
Боевые ордена отца, хранящиеся в нашей семье; сделанные им стол, турник в дверном проёме и другие вещи; портрет (где отец с мамой), портрет моей бабушки; подаренные ими книги и многое другое – всё это овеществлённые носители памяти.
Эти носители имеют смысл, пока существует внутренняя память (воплощённая в интеллекте и определяющая поведение тех, кто помнит).
1 июля 2022 г. Москва
